Конечно, людям стоило беспокоиться об автоматизации еще до этого. Любое изобретение становится угрозой для определенной группы людей. Например, печатный станок – возможно, самая важная из всех технологий, предшествовавших промышленной революции, – первоначально встретил сопротивление со стороны писцов, желавших защитить свое традиционное ремесло. Что касается печатных Библий, то писцы утверждали, что только сам дьявол может так быстро изготовить столько экземпляров книги[51]. Но по своему характеру изменения времен промышленной революции отличались от того, что происходило в прошлом. Их интенсивность, масштаб и постоянство придавали привычным страхам новую остроту.

Тревога автоматизации

Тревога относительно того, что автоматизация уничтожит рабочие места, выливалась в протесты. Вспомним историю Джеймса Харгривза, скромного человека, изобретшего прядильную машину «Дженни». Неграмотный ткач, он уехал в далекую деревню в Ланкашире, чтобы спокойно построить свой механизм, который позволял прясть нити из хлопка гораздо быстрее, чем это мог делать человек. В те времена это было ценным нововведением, поскольку переработка хлопка-сырца в пригодную для использования нить была растущим бизнесом. (К середине XIX века Британия будет производить половину всех тканей в мире[52].) Но, узнав о замысле Харгривза, соседи ворвались в его дом, уничтожили машину и заодно переломали мебель. Когда Харгривз попытался открыть фабрику в другом месте, на него и его делового партнера напала толпа[53].

Судя по всему, нечто подобное пришлось пережить и Джону Кею, современнику Харгривза, который в тридцатые годы XVIII века изобрел механический челнок. По-видимому, дом Кея тоже был разграблен разъяренными ткачами, которые «убили бы его, если бы двое друзей не закутали его в шерстяное одеяло и не отвели в безопасное место»[54]. Его тайное бегство от опасности отражено на фреске XIX века в Манчестерской ратуше[55].

Такие случаи не единичны. Технологический вандализм во времена промышленной революции был широко распространен. Как известно, таких мародеров называли «луддитами» по имени ткача Неда Лудда из Восточного Мидленда, который якобы разбил несколько чулочных станков на заре промышленной революции. Возможно, Нед никогда и не существовал, но беспорядки, учиненные его последователями, были вполне реальны. В 1812 году британский парламент был вынужден принять «Акт об уничтожении чулочных рам и т. д.». Уничтожение машин стало преступлением, караемым смертью, и вскоре несколько человек были осуждены и казнены. В следующем году наказание было смягчено до депортации в Австралию – но затем эта кара была сочтена недостаточной, и в 1817-м смертная казнь была восстановлена[56]. Сегодня мы по-прежнему называем луддитами тех, у кого не ладятся отношения с технологиями.

До промышленной революции государство не всегда вставало на сторону изобретателей. Действительно, иногда беспорядки разъяренных рабочих настолько беспокоили власти, что они вмешивались, пытаясь остановить распространение новшеств, сеявших раздор. Вот две истории из восьмидесятых годов XVI века. Первая рассказывает об английском священнике Уильяме Ли, который изобрел машину, избавлявшую людей от необходимости вязать своими руками. В 1589 году он отправился в Лондон в надежде показать изобретение королеве Елизавете I и получить на него патент. Однако та, увидев машину, наотрез ему отказала, сказав: «Ты слишком высоко метишь, мастер Ли. Подумай сам, что это изобретение может сделать с моими бедными подданными. Оно, несомненно, разорило бы их, лишив работы и сделав нищими»[57]. Вторая история – трагедия Антона Меллера, которому не повезло изобрести ленточный ткацкий станок в 1586-м. Не повезло потому, что городской совет его родного города Данцига не просто отказал ему в выдаче патента, но и приказал задушить его – мало похоже на теплый прием, который ждет сегодняшних предпринимателей[58].

Но тревожились не только рабочие и государство. Со временем к угрозе автоматизации начали серьезно относиться и экономисты. Как отмечалось выше, термин «технологическая безработица» популяризировал Кейнс в 1930 году. Но Давид Рикардо, один из отцов-основателей экономики, задавался этим вопросом более чем за столетие до него. В 1817-м Рикардо опубликовал свой великий труд «Начала политической экономии и налогового обложения». В новое издание, выпущенное четыре года спустя, он включил главу «О машинах», где заявил, что изменил свое мнение по вопросу о том, принесет ли технический прогресс пользу рабочим. По его словам, предположение, что машины будут «всеобщим благом» для труда, которого он придерживался всю жизнь, было «ошибкой». Теперь он решил – возможно, наблюдая за болезненными экономическими изменениями, происходившими в его родной Великобритании в условиях промышленной революции, – что машины на самом деле «часто очень вредны»[59].

Тревога относительно вреда, причиняемого машинами, сохранилась и в XX веке. В последние несколько лет нас накрыл вал книг, статей и отчетов об угрозе автоматизации. Однако уже в 1940 году дебаты о технологической безработице были настолько банальными, что газета New York Times охотно называла их «старой темой»[60]. И действительно, эти доводы имеют тенденцию повторяться. В 2016-м в своем прощальном обращении президент США Барак Обама охарактеризовал автоматизацию как «очередную волну экономических потрясений». Но примерно за шестьдесят лет до этого президент Джон Ф. Кеннеди использовал почти те же самые слова, говоря, что автоматизация несет с собой «мрачную угрозу промышленной дезорганизации»[61]. В 2016 году Стивен Хокинг писал, что автоматизация «уничтожила» работу синих воротничков, и предсказывал, что этот феномен скоро «расширится… и глубоко затронет средний класс»[62]. Однако Альберт Эйнштейн еще в 1931 году предупреждал об аналогичной угрозе, заявляя, что «созданные человеком машины», призванные освободить людей от тяжелой работы, готовы «сокрушить» своих создателей[63]. На самом деле, начиная с 1920-х, почти в каждом десятилетии можно найти статью New York Times, где в том или ином виде говорится об угрозе технологической безработицы[64].

Потрясения и перемены

Большинство тревог по поводу экономического ущерба, причиняемого новыми технологиями, оказались напрасными. Обращаясь к истории последних столетий, мы находим мало свидетельств, подтверждающих давний страх того, что технический прогресс приведет к появлению большого числа постоянно безработных людей. Новые технологии действительно вытесняли рабочих, но впоследствии большинство из них находили себе новую работу. Снова и снова люди беспокоились о том, что «на этот раз все будет по-другому» и с новыми технологиями действительно приходят массовые увольнения, но на самом деле каждый раз история повторялась и массовой безработицы не возникало.

Понятно, что люди, задающиеся вопросами о будущем, видят в этом повод для оптимизма. Если те, кто в прошлом беспокоился о будущем работы, оказались неправы, то неправы и те, кто беспокоится сегодня?

Как мы увидим,